Забытая оккупация

Вряд ли из-за отсутствия письменности. Ведь про набеги казаков на амурских нивхов мои соплеменники помнили, хотя это происходило на материке целых четыре столетия назад. 

СОБЫТИЯ СТОЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ 

Не забыли аборигены острова и беспредел в Приамурье маньчжуро-китайцев в 17 веке – сахалинские и амурские нивхи всегда поддерживали тесную связь и делились информацией, которая передавалась из поколения в поколение.

Прежде меня никогда не интересовало, что делали японцы в начале ХХ века на Северном Сахалине, возможно, потому что наши родители вообще об этом не говорили – ни плохого, ни хорошего. Слышала, что где-то в Ныйво находились японские склады с продуктами, хозяйственными товарами первой необходимости, но в мою бытность их уже не было, а ещё в поселке жил пожилой улыбчивый японец Мацомото, отличный фотограф. Правда, никто не знал, откуда он родом, была ли у него семья, и каким образом дядя Боря (?) попал к нам в Ныйво.

Вплоть до 90-х на Ныйской косе стояло маленькое здание японской радиостанции. Когда в середине 80-х наша семья строила свой первый рыбацкий домик у моря, мы перетащили оттуда добротную, прекрасно сохранившуюся половую рейку для своей будущей дачи.

Полным откровением для меня стали книги нашего сахалинского историка Николая Вишневского «Отасу» и «Смерть в четырех шагах», особенно страницы, посвященные событиям начала 20-х годов на моей малой родине – на севере Сахалина.

В конце апреля Япония оккупировала северный Сахалин, а уже в мае 1920 года в нашем районе с верховьев реки Тымь (с Адо-Тымова) внезапно спустилась целая флотилия нивхских долблёнок, нагруженная японскими солдатами и снаряжением.

Официальной целью диверсии была поимка красных партизан. Во время начала военных действий между Россией и Японией партизанский командир А. Садонин проводил операции в районе Ныйво и Чайво, расхищал имевшиеся в Ныйво склады японских концессий и наводил ужас на население своими расправами – главным образом, с эвенками, которых он считал главными японскими шпионами.

Не встретив серьезного сопротивления, японцы спокойно заняли промысловые участки местных рыбопромышленников близ нивхских стойбищ по берегам Ныйского, Чайвенского, Луньского заливов.

Через месяц в Ныйский залив зашел японский пароход, высадивший военный десант. Большая часть отряда занялась строительством домов и казарм для гарнизона в Ныйво, и нивхское стойбище вскоре приобрело облик военной базы, которая контролировала устье Тыми и выезд в море из залива.

В Ныйво была установлена сторожевая застава. Японские посты по 3-5 солдат разместились также по окрестным стойбищам вдоль побережья. Летом 1920 года японское предприятие «Хокусин Кай» завезла новое буровое оборудование для поиска нефти.

Практически за один год Северный Сахалин превратился в провинцию Японии.

Именно тогда из-за нехватки лошадей и отсутствия дорог олени стали впервые применяться для нужд армии и самими японцами. В апреле 1920 года вышел атлас карт Сахалина и Приморского края, созданный штабом японских войск на Сахалине. В атлас были включены все дороги на острове, имелись рекомендации об использовании оленей и собак.

Уже с 1921 года вопрос об освобождении Северного Сахалина от японской оккупации неоднократно обсуждался на международных конференциях.

Наконец, в 1925 году был подписан Пекинский договор, согласно которому Япония обязалась к 15 мая 1925 года вывести свои войска с территории Северного Сахалина.

Сахалинский историк Н. Вишневский утверждает, что уход японцев с северного Сахалина, конечно, не являлся бегством. Они были уверены, что это просто временное отступление. Поэтому главное, к чему стремились оккупационные власти в последние месяцы пребывания здесь, – настроить как можно большую часть сахалинцев благосклонно по отношению к японцам и одновременно враждебно по отношению к большевикам.

В СТОЙБИЩАХ УБИВАТЬ ЛЮДЕЙ ОТКАЗАЛИСЬ

В те дни представители японских властей объезжали все населенные пункты, включая стойбища аборигенов, выступая перед жителями:

– Мы о вас заботились, а советская власть не даст вам тех благ, которые давали мы. Первым делом начнется грабеж населения, и прежде всего богатого. Но успокойтесь! Япония оставляет северный Сахалин и передает его Советам временно и исключительно в силу того, что... так надо. Два раза мы были здесь и если придем в третий раз, то больше не уйдем никогда...» (Н. Вишневский. «Смерть в четырех шагах»).

Наиболее активную пропагандистскую деятельность развернул якутский купец Д. Винокуров, имевший тогда среди аборигенов острова большой авторитет. Он регулярно проводил съезды представителей коренных жителей. Людям особенно запомнился последний съезд в феврале 1925 года. На нём присутствовало около 100 человек. Винокуров пригласил на него представителей японского военно-административного управления.

От имени японцев выступил генерал-майор: «Скоро сюда придет Красная армия. Японские войска уйдут в Японию. Мы уходим отсюда ненадолго. Через год-два опять будет война. Вы – охотники, все умеете хорошо стрелять, и когда мы начнем, вы должны нам помочь».

После съезда довольный Винокуров приказал выставить свои запасы вина. Гуляли всю ночь, а наутро разъехались по стойбищам. На прощание Винокуров наказал рассказывать о решениях съезда всем местным жителям. В стойбищах согласились со всем, что было сказано на съезде, но убивать людей отказались… (Н. Вишневский. «Отасу»).

Японцам всё же пришлось уйти с северного Сахалина. В апреле 1925 года прибыли первые представители российского управления.

В те дни огромную роль сыграли советские пограничники. В Александровске, Пильво, Охе, Ногликах, Ныйво, Чайво военные разъясняли местному населению сущность советской власти, её цели и задачи.

Чтобы контролировать почти безлюдную территорию пограничникам приходилось преодолевать по бездорожью, непроходимой тайге, по крутым ущельям, марям и болотам с небольшим запасом продуктов огромные расстояния. Выручали местные аборигены: сопровождали военных, перевозили через реки, заливы на лодках, зимой на собаках, показывали съедобные травы, коренья, ягоду, снабжали свежей рыбой, ороки (уйльта) делились олениной (Из воспоминаний бывшего пограничника, историка А. М. Пашкова).

Так почему же пятилетка 1920-1925 гг. практически не сохранилась в памяти народа? Почему в воспоминаниях моих земляков-нивхов я не услышала негативных отзывов о пятилетней оккупации нашей территории? Ни одного рассказа об убитом, замученном, разоренном японцами аборигене.

Возможно, это связано с тем, что японское военно-гражданское управление практически не вмешивалось в жизнь аборигенов. Нивхи, уйльта, эвенки не интересовали их как население. В национальных стойбищах располагались лишь небольшие военные посты, гарнизоны.

Оккупантов волновали лишь ресурсы северного Сахалина. Они поставили перед собой основную задачу: в короткие сроки максимально вывезти с Сахалина его природные богатства. Японцы выкачивали нефть, вырубали лес, выбивали пушнину, добывали рыбу и другие морепродукты, поскольку хорошо понимали, что Россия рано или поздно вернет себе утерянную территорию.

Ирина ОНЕНКО